Чтобы помнили. В этом году 25 мая моему отцу — участнику Великой Отечественной войны Михаилу Павловичу Харитонову исполнилось бы 100 лет. Умер он в 73 года
Часть его воспоминаний уже были опубликованы в «Колосе» №4 от 25.01.2023 г. После публикации очень много вопросов мне задавали по поводу Лидского полка, и я решил немного пояснить.
После ранений с января 1943 года мой отец продолжил свой боевой путь в составе 17-го Гвардейского кавалерийского полка 5-й Гвардейской дивизии, которая входила в 3-й Гвардейский кавалерийский корпус, которым командовал генерал-майор Н.С. Осликовский. В состав кавалерийского корпуса входили стрелковые дивизии, артполки, танковая бригада. На протяжении всей войны подчиненные воинские части менялись, а кавалерийский корпус сохранился до самого окончания войны. Они освобождали города и населенные пункты Ростовской, Луганской, Белгородской, Курской, Брянской областей. Сильные и продолжительные бои проходили на Смоленщине, Великих Луках, под Витебском и в Витебской, Минской, Гродненской областях, и далее освобождали населенные пункты Польши, Германии. Победу встретили на севере Германии, в пригороде Пренцлау.
Из воспоминаний отца: «Наш минометный расчет вместе с минометом и боеприпасами вмещался в повозке (зимой — в санях), запряженной лошадьми. Всякое бывало на боевом пути. Но мы помнили, что у войны непременно будет последний день. Вопрос только, когда и где он будет. Чего я хотел на войне? Как и все — остаться живым. А кроме этого, ничего особенного для себя и не хотел. Однажды после бомбежки вражеских самолетов, я приподнял голову, и рядом, в 10-15 см от моей головы в земле торчал крестообразный осколок от авиабомбы. Рядом стонал израненный боец. Многих тогда убило и ранило. Мой взводный командир сказал: «Михаил, осколок сохрани. Это всевышний тебя от смерти спас. Этот осколок, как крест, будет тебя в боях защищать». Я так и сделал. И носил я в противогазной сумке этот кусок немецкой авиабомбы (граммов в триста) до конца войны. Благодаря такому «крещению» осколком, возможно, я и выжил на войне. Я в него верил. И на самом деле, одежду солдатскую и каску мою осколки и пули трогали, а тела моего не касались.
Война есть ускоренная жизнь, и больше ничего. И в жизни люди помирают, и на войне то же самое, только скорость другая. А что делать? Все время вокруг меня исчезали одни и приходили другие бойцы, иначе и не может быть на передовой. Так было и так будет. Я часто вспоминал учебную часть под Свердловском в 1941 году — время учения, овладения минометно-артиллерийской техникой, выбора способа стрельбы, определения момента открытия огня, наблюдения, внесения поправок, смены целей…
Можно научиться воевать, но привыкнуть к войне невозможно. Мне, как помощнику командира взвода, часто приходилось учить минометному делу вновь прибывших бойцов. Как поведут они себя в бою? Я бесстрашным не верил, а верил тем, которые боятся и, пряча страх, делали свою боевую работу. Eршистых подчиненных, таких, что не гнутся, я не боялся. Боялся тех, кто гнется — кто перед тобой гнется, тот и в бою перед бедой согнется.
На войне есть такие дни, когда от постоянных потерь люди деревенеют. А бывают моменты, когда возвращается нормальное человеческое чувство, и услышав, что кого-то убили, воспринимаешь это с содроганием. Понимаешь, что был человек, а его вдруг взяли и лишили жизни. Вот такая суровая, жестокая война.
…И вот мы в Белоруссии. Комбат, развернув карту боевых действий, сказал: «Мы, как сейчас стоим, так и попрем по карте, никуда не сворачивая. Перед нами сперва Могилев, потом Минск, потом Лида». Строгий был комбат, но добрейшая душа.
На войне, кроме солдата — все начальство. И нам, сержантам, надо было беречь своих бойцов. Но одни погибали, других приходилось обучать заново.
Наше продвижение проходило с сильными продолжительными боями. Противник на этом направлении цепкий и как следует не битый. Часто, вдоль дороги, по которой проходили войска, лес был вырублен шагов на сто в каждую сторону. Причина ясна — партизаны. Их фашисты боялись. Многие населенные пункты Белоруссии были полностью или частично сожжены. Оставались лишь полуразбитые каменные дома — нежилые и жилые, с пробоинами, на скорую руку заделанные кирпичом, взятым с других развалин. Уцелели только деревья, но и их стало меньше, спилили на дрова. По-разному приходилось выживать людям, кто как мог…
Гродненская область. Город Лида. Враг держал оборону города. Наш кавалерийский полк вместе со стрелковыми батальонами при поддержке артиллерии должны были прорвать оборону и выбить противника. Таков был приказ. Последние бои подтверждали, что немцы обороняются из последних сил. Но кто их знает, сколько у них еще этих «последних сил», и как они себя будут вести в этой городской обороне? К нам, минометчикам, прибыло пополнение. Да еще в подмогу дали женщину-связистку. Сама к минометчикам напросилась. Она воевала вместе с мужем, майором Астафьевым. А дня три назад его убило, и вдова решила мстить фашистам. Мы показали ей, как мину в ствол опускать — справится… Репетировать по-настоящему будем в бою, и счастлив будет тот, кто его переживет.
Боевой день начался, и война готовилась щедро наполнить его взрывами, свистом пуль, стрельбой, дымом, убитыми и ранеными с обеих сторон.
Началась артподготовка. Над немецким передним краем стояла стена взрывов. Это работала наша артиллерия. А ночью наши конные сабельники, произведя маневр с тыла в намеченное планом время, после артподготовки, с гиканьем и свистом рванули в атаку. Немцы не ожидали такого странного, на их взгляд, натиска и побежали. А на переднем крае шли бои на немецких позициях. Минометчики вели огонь. Не отставала и женщина-связистка. С выбивавшимися из-под пилотки волосами, она двумя руками опускала мину в ствол миномета. А уже через час минометчиков разметало прямым попаданием снаряда так, что трудно было смотреть, и эта женщина — тоже мертвая среди них. Она лежала опрокинутая на ящики с боеприпасами, с разорванным телом и нетронутым лицом, с закушенной губой и открытыми глазами. Я прикрыл ей глаза, пусть они не видят уже этого ада.
Надо быстрее менять минометную позицию и продолжать вести огонь. Установив миномет, продолжаем кидать мины по противнику. Там впереди дым разрывов закручивается и перекручивается — от земли до неба. Казалось бы, ко всему пора привыкнуть, а доходит до какой-то минуты, и оказывается, все равно нет ее, этой привычки. Нет!
Снаряды все рвались и рвались, и немцы отступали, теперь это было уже ясно.
Я на секунду вспомнил о женщине, которой ладонью прикрыл безжизненные глаза, и вновь промелькнула мысль — она уже не увидит этого ужаса, который происходит сейчас вокруг нас. Сначала погиб ее муж, через четыре дня и ее не стало… Война, проклятая война. Eжедневные бои, опасности заставляют меня притерпеться и к виду чужой смерти, и к мысли о собственной…
Город был освобожден от фашистов менее чем за сутки и с малыми нашими потерями…
Приказом Верховного Главнокомандующего от 25 июля 1944 года нашему 17 кавалерийскому полку было присвоено почетное звание «Лидский». Вот этот бой за город Лида мы, ветераны войны, в мирное время вспоминали на подъезде к прекрасному, разросшемуся новостройками городу, когда по приглашению Президиума Советов ветеранов войны 3-го гвардейского кавалерийского корпуса совершали поездку на автобусах по боевым местам нашего кавалерийского корпуса».
С. ХАРИТОНОВ. с. Песчанокопское.
***
фото: М.П. Харитонов.
